В некотором царстве, в некотором государстве... В некотором городе (городке, деревне, местеч¬ке) жили евреи. Тысячи, а может, десятки ты¬сяч, до войны, до оккупации того государства гитлеровцами. Они вывезли евреев в концлаге¬ря, пустили в распыл. Земляки евреев, много¬летние их соседи, кто мстительной злобой упиваясь, кто сочувственно вздыхая, вошли в пу¬стые еврейские дома, накрылись не остывши¬ми еще перинами, вспахали еврейские огороды - заместили убывших хозяев, как не было их... А по окончании войны обнаружилось, что при всей немецкой аккуратности за вывезенными евреями недоглядели и сколько-то их выжило; ничтожная доля, меньше процента, но надо же - вернулись... К своим домам. Где уже другим духом надышано. Как-никак года три прошло, восприемники к еврейскому барахлу привыкли, отдавать - душа болит. И устроили добрые сосе¬ди погром - часть евреев убили, остальных распугали - разобрались окончательно. Было то не за тридевять сказочных земель, а в близкой восточноевропейской стране, точнее же сказать, странах. Кровь, пролитая не в Ката¬строфу, а после, под мирным наконец-то не¬бом, особенно удручает и стьдливого христиа¬нина, и еврея, который так жаждет привета на чужих пространствах, вне малоуютного и легкопростреливаемого Израиля. И готовно поворачивается душа к утешительному приме¬ру: а вот в Дании, говорят, когда сбежавшие от немцев евреи вернулись, соседи им вручали ключи от их пустовавших квартир, где даже бро¬шенный в спешке бегства кусок хлеба нетрону¬то лежал сухарем. Упоительная история, андерсеновские коло¬кольцы... Когда немцы велели датским евреям надеть позорные желтые звезды, король вы¬ехал на утреннюю прогулку со звездой на одеж¬де. И вослед монарху подданные его нацепили на себя желтые звезды, а потом все как один стали за евреев против немецких штыков и в трое суток вывезли еврейскую общину в ней¬тральную Швецию. Святочный рассказ, бальзам сердцу. Нет, король не носил жёлтой звезды. Но в сущ¬ности верно: почти все евреи Дании и вправду спаслись, и вправду в Швецию, и вправду в трое суток. И вот она, лодка, стоит в израиль¬ском мемориале ‘Яд ва-Шем”, натуральная датская лодка, из тех, что болтались в колючих осенних волнах с еврейскими беженцами. Над¬пись возле лодки скуповата: «...народ Дании успешно воспрепятствовал попытке немецких нацистов перевезти 8000 евреев в лагеря смер¬ти... депортация евреев была назначена на 1 октября 1943 года... члены датского Сопротив¬ления помогли 7200 евреям бежать в Шве¬цию...» Неподалёку - два дерева в честь спасателей: под номером 25 с табличкой «Народ Дании», и номер 26 «Король Христиан Х». Пото¬му что король ев¬рейских подданных своих прикрыл внятно для всех датчан, а они короля любили. Здесь, между лодкой и деревьями, экскурсово¬ды, кто пограмотней, для любознательньх тури¬стов добавляют подробности. Вылепливается следующий примерно рассказ. Немцы заняли Данию 9 апреля 1940 года. Дат¬чанами они поначалу взялись управлять мягко: местное правительство продолжало ведать всеми внутренними делами, за ним не слишком обременительно надзирал германский намест¬ник со своей администрацией; военная власть принадлежала немецкой армии и ее командую¬щему. Еще наличествовали: король Христиан Х с малыми правами и огромным авторитетом; подпольное движение Сопротивления; датские нацисты, хлипко подпертые едва тремя процен¬тами населения. Все они отыгрывали свои роли в оккупационное время, только евреи сидели тишком, радуясь, что их здесь меньше шести тысяч на четыре миллиона датчан и что посреди полыхающей Европы им, благополучно укоренённым в Дании с начала XVII века, датская добрая традиция обеспечивает покровительство и дружество. Притаясь, в боязни разгневать немцев или свою власть, евреи не возникали ни в датском Сопротивлении, ни в сколько-нибудь заметных действиях; они даже собственных сородичей не пускали бежать от немцев. Шансы “переси¬деть” казались надежными: ев¬реи пусть и с опаской, но продолжали жить, работать, учить¬ся и молиться, как до войны; еврей Сигурд Вехсельман в 1942 году служил отечеству министром социального обеспечения. Длилась такая почти безмятежность до конца августа 1943 года, когда вспле¬ски сопротивления датчан завоевателям сокру¬шили датско-немецкую взаимотерпимость: пра¬вительство Дании рухнуло. Немцы ввели в стране чрезвычайное положе¬ние. Кончились либеральные игры, поклади¬стый прежде германский наместник Бест со¬брался рулить твердой рукой. И обязательному у нацистов истреблению евреев тоже пришел черед. В Берлине распорядились, в Копенгаге¬не изготовились... 28 сентября датчане узнали, что на 1 октября назначена отправка евреев насмерть. Датские подпольщики - от ведущих по¬литиков до школьников, врачи, священники, профессора, домохозяйки, даже полицейские - стали единой спасательной командой. Евреев собирали по всей стране, прятали в до¬мах, а чаще в больницах под липовыми диагно¬зами, оттуда автомобилями (красный цвет на кузове очень помогал) доставляли в порты, сно¬ва прятали в каких-нибудь складах, дожидаясь оказии - рыбацких сейнеров, которые потом ча¬сами тарахтели по волнам в соседнюю Шве¬цию, везя евреев, скорченных где-нибудь под грудой сетей. Спасатели могли потерять свободу, рыбаки впридачу - свои лодки и доходы: был самый пик сельдяной nyтины. Некоторые не хотели рисковать даром, для них спасатели выискивали деньги, собирая пожертвования среди датчан и евреев, кто побогаче. Еще требовалось кор¬мить и одеть беглецов, сорванных с места без припасов, а иногда без теплой одежды, позабо¬титься о больных, уговорить тех, кто, не веря в опасность, упрямствовал остаться.,. На всё про всё спасателям отводилось три дня и три ночи, семьдесят два часа. Они уложились. С 9 вечера 1 октября, когда гестапо приступило к облавам, и за следую¬щие два месяца немцы вычесали из страны только 481 еврея. А 7906 беженцев оказались в Швеции. 5409 датских евреев и 686 нееврей¬ских членов их семей и 1811 чужеземных евре¬ев, ранее бежавших в Данию или обучавшихся здесь. Заметим: Болгария, отбивая своих евреев у немцев, бросила взамен в германскую пасть 11 тысяч евреев с захваченных болгарами балканских территорий. А датчане не разбира¬лись: свой - чужой. Они спасали всех. И спасли. Мало того, позаботились об устройстве бежен¬цев в Швеции: о жилье, питании, лечении, уче¬бе... И для тех пяти сотен, кого гестаповцы вывезли в лагерь Терезиенштадт, добились неслы¬ханной возможности – выжить. «За годы немецкой оккупации из евреев, нахо¬дившихся в Дании, погибло около 120 человек, меньше двух процентов», - торжествует экскур¬совод. И тянутся слушатели облегчающей мыс¬лью в пасторальные дали, лишь кто-то дотош¬ный споткнулся о крохотный вопрос: а как, инте¬ресно, датчане узнали загодя о депортации ев¬реев? При немецкой-то секретности, наглухо окутавшей Катастрофу? Слушок, что ли, кто пустил? И - поверили? Да так, что уж и орга¬низовались? Дотошному туристу ответит добросовестный гид: «Вы правы, сведения о высылке евреев бы¬ли строжайшей тайной. Но нашелся в оккупаци¬онной администрации сотрудник, он передал эти сведения датчанам. Дипломат, немец». Восхищенное «Ах!» Самый же въедливый слу¬шатель может еще спросить имя немца, а са¬мый добросовестный гид назовет: «Дуквиц». «Дерево-то почетное ему посажено?» - опять пристанет нудник из туристов, коему гид уже почти наверняка не ответит, ибо здесь – возле лодки и двух датских деревьев - нет упоминания о Дуквице. Вряд ли экскурсовод, даже добросо¬вестный, знает, что дерево есть, но подальше отсюда, в другой части мемориала. Не на виду, среди других деревьев заглубясь, стоит оно - дерево с табличкой “Георг Дуквиц. Германия» и с номером 673. С этой как раз цифры и начинается интрига. Деревья народу Дании и королю имеют номера 25 и 26. Посажены они 8 октября 1963 года. А номер 673 - это насколько же позднее сажали? Оказывается, в 1971 году. Почему? Почему че¬рез 8 лет после деревьев датчанам и их коро¬лю? Дуквиц что, меньше их рисковал? Или раньше о нем не знали? Как не знать? Знали... В 1948 году Х. Фриц выпустил в Дании книгу об оккупации, где описаны заслуги Дуквица в спа¬сении евреев. В пятидесятые годы, с 1952-го начиная, выходила в Да¬нии, а потом в США, Канаде, Израиле, Герма¬нии, Швеции, Испании книга А. Бертельсона «Октябрь 1943». Профессор Ааге Бертельсен - несомненный авторитет: бывший подпольщик, высоко оцененный гестапо (награды за голову «живого или мертвого»), виднейший из спасите¬лей евреев. В предисловии к его книге Х. Хед¬тофт, премьер-министр Дании написал: «Почти весь период оккупации я контактировал с Г. Ф. Дуквицем... 28 сентября он пришел ко мне... Он сказал: “На рейде Копенгагена стоят корабли; ваши несчастные евреи будут схвачены геста¬по, посажены на суда и вывезены”. Я первым делом отправился к руководителю еврейской общины...» 1961 год, 10 мая, Иерусалим, процесс Эйхмана, 35-е заседание суда. Свидетель Вернер Мель¬хиор, один из cnacённых: «28 сентября мы полу¬чили информацию о высылке евреев... Ее пере¬дал социал-демократам Булю, Хедтофту и Хан¬сону [все, в разное время, - премьеры датского правительства] немецкий атташе по морским вопросам Дуквиц». О Дуквице как инициаторе спасения датских евреев писали историки того периода датчанин Ю. Хеструп и израильтянка Л. Яхиль (соответ¬ственно в 1966 и 1969 годах). Выходит, о Дуквице знали. Не могли не знать, тем более что Л. Яхиль постоянно сотрудничала с людьми, чьей заботой было определять «Пра¬ведников народов мира». Для зачисления в Праведники принято получать письменные показания спасенных, свидетелей и спасателя. В названных публикациях касательно Дуквица есть все необ¬ходимые свидетельства, кроме разве что от са¬мого спасателя. Впрочем, оказывается, и оно было - даже раньше первой книги Х. Фриша. Вскоре после окончания войны Дуквиц написал отчет о подробностях спасения датских ев¬реев. Отчет этот фигурировал на послевоенном процессе бывшего германского наместника в Дании В. Беста. В 1963 году Дуквиц уточнил текст, откорректировав даты по своей записной книжке. У него был и другой дневник, который он в 1966 году обещал передать историку Х. Киршхофу после, как он говорил, «декодирова¬ния», но так и не сделал этого. Из всех источников соткалось: Дуквиц узнал о готовящейся акции против евреев и убедил rep¬манского наместника, что акцию следует отме¬нить; затем он, Дуквиц, полетел в Берлин, что¬бы воспрепятствовать убийственному для евре¬ев решению, а когда не получилось - поехал в Швецию и договорился с тамошними властями о приюте для евреев; вернувшись в Данию, он 28 сентября выдал датчанам секретную инфор¬мацию о грядущей высылке евреев и... даль¬нейшее см. выше. Так выразительно оно и представлялось потом при обсуждении в Яд ва-Шем´е: достоин Дук¬виц звания Праведника или не достоин. Дело тянулось несколько лет. Волокита, безалабер¬ность и безответственность - каких только уко¬ров не бросишь в жажде справедливой награ¬ды подвижнику, он ведь так подставлялся бес¬страшно, он ведь столько сделал: уговорил - не¬представимо! - эсэсовского генерала пощадить евреев, мотался в Берлин, до шведского прави¬тельства добрался... Стоп, стоп: как «мотался»? как «добрался»? Посреди военного-то времени, вольно, словно ту¬рист, взял да и покатил себе по оккупированной Европе из страны в страну? Он что, не служил, не подчинялся никому? Да кто он вообще, Дук¬виц? Георг Фердинанд Дуквиц (1904-1973) в 1929-1933 годах работал в копенгагенском отделении бре¬менской фирмы по экспорту кофе, тогда же выучил датский язык. В ноябре 1932 года вступил в гитлеровскую партию (НСДРП), стал ее активистом в Дании. Пытался поступить в СС, но в ту пору прием был времен¬но прекращен. В 1933 году нацисты захватили власть в Германии - Дуквиц получил должность в иностранном отделе партии, под началом Ро¬зенберга, партийного идеолога, виднейшего, кстати, антисемита. В отделе анализировали международную прессу, изучая обстановку в европейских странах, и занимались разведкой. В 1934 году разведывательная служба отдела была подчинена службе безопасности СС, Дук¬виц служил там до середины 1935 года. После начала Второй мировой войны в 1939 го¬ду Дук¬виц оказался в Дании в качестве секрет¬ного агента германской армейской разведки. Его не обвиняли в шпионаже, но его официаль¬ная должность специалиста по судоходству при германском посольстве естественно предпола¬гала добывание важных для воюющей Герма¬нии сведений о датском морском сообщении, в том числе о готовящихся актах саботажа среди датских моряков, о работе порта и т. п. Вероятно, ему было поручено сдружиться с ве¬дущими датскими социал-демократами, лиде¬рами правящей партии, в чем он и преуспел, за¬воевав у них репутацию потаённого противника нацизма. Его приятелями были и секретарь шведского посольства Экблад, и в собственном немецком посольстве второй человек, генерал СС Канштейн. И для первого лица, наместника Беста - Дуквиц, знаток Дании и близкий знако¬мец датских деятелей, оказался незаменим: со¬ветчик, доверенное лицо... В сентябре 1943 года, узнав о предстоящей вы¬сылке евреев, Дуквиц подтолкнул датчан и шве¬дов к их спасению. Дуквиц успешно посредничал между датчана¬ми и немцами в критических ситуациях, напри¬мер, во время всеобщей забастовки в Копенга¬гене в 1944 году и при капитуляции немцев в 1945 году. В конце войны он тесно сотрудничал с датской военной разведкой, которая переда¬вала сведения от Дуквица английской развед¬ке. После войны Дуквица, вместе с другими немецкими чиновниками, интернировали в Дании. Могущественные датские друзья вызволили его и затем оберегали от преследований в первые мирные годы, когда он жил в Дании как частное лицо. В этот период Дуквиц написал автобио¬графию, где одна глава посвящена спасению евреев. Затем - блестящая дипломатическая карьера: в1950-1958 годах германский посол в Дании, в шестидесятые - начальник Восточноевропейского отдела Министерства иностранных дел ФРГ, умно и успешно переиначивший от¬ношения Германии и советского блока. В 1971 году Дуквиц получил в Израиле звание «Праведника народов мира». В 1973 году - умер. Нацист? Шпион? Карьерист? И - Праведник?.. После войны в Дании судили бывшего герман¬ского наместника В. Беста. Отпихиваясь от пах¬нущего смертью обвинения в преследовании евреев, Бест заявил, что именно он сообщил Дуквицу дату предполагавшейся высылки евреев и именно он, Бест, направил Дуквица в Бер¬лин, чтобы высылке воспрепятствовать. И Дук¬виц подтвердил слова Беста, самоотверженно перебрасывая ему заслугу спасения евреев. Показания Дуквица помогли спасти Бесту жизнь. Дуквиц - рыцарь, благородно-верный друг ма¬тёрейшего нациста? И Бест, генерал СС, - спа¬ситель евреев? Позвольте, позвольте, а с чего началась вся история с высылкой евреев Да¬нии? А с того, выясняется, началась, что Бест 8 сентября предложил Берлину отправить дат¬ских евреев на уничтожение. Это его была ини¬циатива, Беста, - даром, что ли, эсэсовский ге¬нерал?.. Туман густеет, за фигурой Дуквица - новая тень. Вернер Бест (1903-1989) - доктор права. В 1929 году судья в Гессене. Член НСДРП с 1930 года, член СС с 1931-го. После прихода нацистов к власти (1933) начальник полиции в Гессене. За¬тем юридический советник гестапо, помощник Гейдриха и Гиммлера, начальник отдела в шта¬бе службы безопасности (1935-1940), начальник сектора Имперского управления безопасности (сентябрь 1939 - июль 1940). С июля 1940-го по август 1942 года руководитель военной админи¬страции в оккупированной Франции. С ноября 1942-го германский наместник в Дании. После войны, в 1949 году, в Дании приговорён к смерти, заменённой 12 годами тюрьмы; в 1951-м освобождён, уехал в Германию, где служил консультантом фирмы Стиннес. В 1958 году бер¬линский суд по денацификации, определявший грехи бывших нацистов, приговорил его к штра¬фу. В 1969 году был арестован по обвинению в массовых убийствах в Польше, но в 1972-м освобожден по состоянию здоровья. Со слабым этим здоровьем и неснятым обвине¬нием благополучно сохранился до 1989 года, когда умер в возрасте 86 лет. Из самых высоких чинов преступной СС и триж¬ды схваченный правосудием, он, тем не менее, выжил и почти ничем не заплатил: ну, нервотрёпка на допросах, ну, пара лет тюрьмы, впол¬не либеральной, комфортной, да еще этот смешной, ей богу, штраф - семьдесят тысяч марок за всю-то его командную деятельность в СС, замечательную, надо сказать, деятель¬ность. В послужном списке Беста: организация убийств южногерманских штурмовиков в пору их конфликта с Гитлером в 1934 году; ведущая роль в создании специальных частей для мас¬сового убийства – «Айнзацгрупп»; уничтожение польских интеллигентов и французских подпольщиков; и конечно же, конечно же и прежде всего – «еврейский вопрос». Бест командовал первым, с битьем и издева¬тельствами, изгнанием из Германии семнадца¬ти тысяч польских евреев, которое завершилось «Хрустальной ночью» 1938 года - первым погро¬мом, первой еврейской кровью, первыми ев¬рейскими лагерниками. Бест руководил из Бер¬лина уничтожением евреев в оккупированной Польше, Бест отправлял в Освенцим француз¬ских евреев. Бест - беспощадный к врагам Гер¬мании, железно-жестокий... А в Дании – «дружелюбный доктор Бест», чуть ли не «дружище Бест». «Давайте жить дружно», - в детском мультике добрый кот Леопольд уговаривает мышей. Потому что - Дания. Дюны, валуны, чистые дож¬ди. Покой плоскости: стометровый бугор здесь – «Альпы»... Задумчивые коровы в росных тра¬вах... Мерцает ночное море... Солнце нежит старинные пушки у стен Эльсинора - отшумело всё давно, отстреляло... Копенгаген: башни и башенки, вязь черепичных крыш, неторопли¬вый парад фасадов, сияние мытых мостовых. Король отцокивает утреннюю конную прогулку: черная лошадь, черный мундир, без оружия, без охраны, только любящие горожане сзади на велосипедах. «Мы все его охраняем», - говорят датчане. Безмятежность. Сытая вежливость. Улыбки... Достоинство: в день оккупации немецкий генерал увидел на улицах прохожих, спокойно, как ни в чём не бывало, идущих по своим делам, и восхитился: «Это дисциплина!»; стоящий рядом датский чиновник поправил генерала: «Это культура». С ноготок страна, а по мясу-молоку - держава, Германии кормилица. И ключ к двум морям - для войны нужнейший. И удачно узрели немцы в датчанах арийскую кровь, обозначили их младшими родственниками и одарили льгота¬ми самоуправления: свое правительство, своя полиция, свой суд - под контролем, конечно, немцев, но что за контроль - так, скорее присмотр... А от датчан навстречу симпатия: кому покупатель немецкий дорог, кому - спокойствие при¬язни... Сам фюрер восхищался Данией, прочил ей стать частью великого рейха. Однако любовь любовью, а дело делом: оккупанты навалились на коммунистов. Откликнулось Сопротивлени¬ем, особенно взмывшим после июня 1941 года, когда Гитлер бросился ломать себе зубы о Рос¬сию. Датско-немецкое взаимоблагодушие быс¬тро растаяло: забастовки, саботаж, аресты... Немцы попытались надавить и со своей завет¬ной задачей: ликвидацией евреев. Датчане от¬резали: «У нас нет еврейского вопроса». Эти слова датского министра народная молва приписала королю, и, тем усилясь, они стали зна¬менем. Глас народа, известно, - глас Божий. По высше¬му счету молва была права. Король Христиан Х считал себя ответственным за всех своих подданных, без исключения. У короля со¬хранялись старомодные понятия о достоинстве - и своём, и национальном. Малосильное пра¬вительство не могло себе позволить многого, а король - он Король. В сентябре 1942 года Гитлер сердечно и многословно поздравил его с днем рождения - Король ответил насмеш¬ливо-кратко: «Премного благодарен». Оскор¬бленный нацистский вождь взвился. «Телеграммный кризис», по словам датчан. Гитлер отозвал посла, сменил наместника - направил Беста подкрутить гайки. Его хитроумию пору¬чалось одновременно дружить и давить: враж¬дебным датчанам - кнут, дружественным - пря¬ник. Пора Дуквица. Канштейн уже в день приезда Беста, 5 ноября 1942 года, представил ему своему друга. Бесту Дуквиц с его местными связями пришелся в самый раз. Они сошлись плотно: Дуквиц стал голосом Беста в датских правительственных кругах - он лепил образ «дружественного Беста», неизменно радеющего о пользе Дании. В сложной германской игре никак не выбирал¬ся момент для расправы с евреями. Это забо¬тило Берлин, это тревожило и Беста, по-нацист¬ски всегда нацеленного на искоренение еврей¬ской заразы. А тут евреи - тише мыши, не то, что в Сопротивлении; даже за границу, кроме нескольких десятков отчаюг, никто не осмелил¬ся дёрнуться - как же их тронуть? Дать стране лишний повод для антинемецкой ярости?.. Сорок второй и сорок третий годы и без того успокоения не несли - наоборот: Сталинград и Эль-Аламейн, поражения немецкой армии раззадоривали датчан, волны забастовок вздымались до почти полного отказа от сотруд¬ничества с оккупантами. 23 августа 1943 года немцы ввели в Дании чрезвычайное положение, датскую армию ра¬зоружили. Власть в стране перешла к команду¬ющему германскими войсками генералу фон Ханнекену, давнему сопернику Беста. 29 авгу¬ста правительство, отвергая очередные немец¬кие требования, подало в отставку. Король, ко¬торого оккупанты лишили гвардии, объявил се¬бя военнопленным и, следовательно, неправо¬мочным принять отставку. Правительство со¬хранилось, но не правило. Развал... Балаган... Скандал... Звезда фон Ханнекена всходила над провалившимся Бестом. Того вызвали в Берлин. Гитлер яростно про¬орал Бесту о его постыдной или даже преступ¬ной мягкости в Дании, правда, спустя два дня возвратил верному Бесту свою благосклон¬ность. Бест вернулся в Данию подавленный, но полный желания отыграться. Датчане-свинопа¬сы, засранцы не хотели «дружественного» Беста - они по¬лучат Беста железного. И Хан¬некен, фон паскудный, рвущий из-под Беста кресло, он тоже умоется. Они еще не знают Беста. Фюрер не зря ему верит, он, генерал Вернер Бест, их, сук, сожрет с потрохами и пуговицами... Так или не совсем так думал Бест - неизвестно. Зато известно, что он сделал. Он продолжал уговаривать датчан сформиро¬вать новое пронемецкое правительство, сулил то милости, то кары; он попросил у Гиммлера дополнительные полицейские силы – усилить борьбу с датскими бунтарями и, конечно же, усилить себя против Ханнекена с его солда¬тами. Прошла неделя. Полицейское подкрепление не спешило, датчане упорствовали, правитель¬ство не склеивалось. Ханнекен главенствовал. И Бест пошел ва-банк. Евреи... Сколько людей кормилось на «еврей¬ском вопросе», сколько взбухло богатств, сколько карьер взвилось!.. Козырная карта в любой передряге. Не раз краплёная карта. Бест - игрок, мастер, шулер. Ход Беста. 8 сентября он отправляет в Берлин телеграмму за номером 1032. Историки бьются над скользкостью ее слов: «Настало время об¬ратить внимание на решение еврейского вопроса». На нацистском сленге в 1943 году «решение ев¬рейского вопроса» означало их поголовное убийство. Бест единым замахом: являл перед фюрером свою доблесть в уничтожении евре¬ев; тешил себя, антисемита, чувством наконец-то исполненного долга; использовал удобство чрезвычайного положения для подавления возможного бунта датчан; подставлял под не¬приятную ту ответственность фон Ханнекена, сам же оставался для датчан - чист и друже¬ственен. Бесхитростному же глазу телеграмма Беста ви¬делась вполне невинно: о чем речь шла? высе¬ление? тем более - истребление? «Упаси Бог», - мог всегда откреститься Бест перед датчанами (или будущим судом - осенью 43-го подступало и такое прикинуть), - только «решение вопроса», разумеется, гуманное, никаких там репрессий. Бест, конечно, в совершенстве владел нацистским словоблудием: убий¬ство они элегантно именовали «экстерминаци¬ей», «особым обращением». Телеграмма могла представиться даже попыткой отстраниться от бер¬линской жажды еврейской крови. Ход с телеграммой сделал бы честь любому интригану. Но Бест - птица особая, высокого полета. Бест вызывает Дуквица. Бест сообщает Дукви¬цу о своей депеше. То ли как чиновнику, обя¬занному подготовить вывозку евреев морем, то ли как доверенному лицу. Отсюда сюжет разбегается двумя вариантами. Первый рассказан Дуквицем сразу после войны, расцвечен и подтверждён свидетельства¬ми, повторен солидными учёными (Х. Фриш, А. Бертельсен, Ю. Хеструп, Л. Яхиль, Х. Киршхоф) и завершён признанием в Израиле Дуквица Праведником - спасителем евреев. В этом ва¬рианте Дуквиц, возмущённый предстоящей ги¬белью евреев, категорически отказывается соучаствовать в преступном, по его мнению, де¬ле и даже просит отставки. Отставка не состоялась, а Дуквиц сумел отго¬ворить Беста от акции и, более того, вырвал у него разрешение попытаться - конечно, взяв всю ответственность на себя, то есть рискуя своей карьерой, а может, и свободой, а может, и жизнью - попытаться отменить депешу Беста. С тем и был отпущен в Берлин. Там выяснилось: Дуквиц опоздал, Гитлер уже отреагиро¬вал на инициативу Беста - приказал действо¬вать. Тогда Дуквиц, придумав себе неотложные дела в Швеции, помчался туда организовать прием будущих еврейских беглецов. Потом со¬стоялось спасение. Второй вариант исходит опять же от Дуквица, подправившего позднее свою первоначальную исповедь, и от Беста - послевоенного подсуди¬мого; он тоже подперт учеными соображения¬ми (У. Херберт, Т. Брустин-Беренштейн). Здесь нет объяснений Дуквица с Бестом, нет угово¬ров, порыва в отставку и рисковых метаний Дуквица, а есть конкретное указание ему - ехать в Берлин, чтобы разрядить телеграмму-мину Беста. Указание дано самим Бестом - началь¬ником Дуквица. То же касается и поездки Дук¬вица в Швецию, и организованной Бестом пе¬редачи через Дуквица секретной информации о дате высылки евреев 1 октября. Кругóм выхо¬дит: главный противник антиеврейской акции - Бест, а Дуквиц исполнитель служебного пору¬чения. Чуть дальше ступить – проклюнется дивное: Бест - спаситель евреев. Варианты играют: то подтверждают, то отрицают друг друга. Бест-преступник оборачива¬ется Бестом-благодетелем, соответственно Дуквиц падает с пьедестала подвижника. Хвала и хула разнятся одной малой буквой; толкователей два хора: за Беста – Б, в пользу Дуквица – Д, и некоторые голоса, да¬же сам Дуквиц, - там и там. Разброд. Тот, чья любознательность превышает тяготы копания в разноречивых фактах, может прослушать обе партии – они ниже, курсивом. Кому скука разбирательства страшнее потери занимательных подробностей – тот пусть курсив опустит. Д. Телеграммой 1032 от 8 сентября Бест спешит уничтожить евреев. Он использует чрезвычайное положение в стране для наибольшего успеха: привлекается мощь армии, датчане в тисках строгостей... Б. Бест тайно вызнал, что Гитлер и Гиммлер замыслили истребить датских евреев, только после этого и послал свою телеграмму. Его предложение - не инициатива, а провокация, рассчитанная на то, что армия откажется уча¬ствовать и дело отложится, а там, глядишь, и отменится. Д. Армия, верно, отказалась. Генерал фон Ханнекен сослался на существующий приказ Верховного командования не выделять для та¬ких операций армейские части. А ретивый Бест немедленно пожаловался в министер¬ство иностранных дел и попросил отменить запрет Верховного командования. Б. Это могла быть маскировка нежелания Беста депортировать евреев. Его забота - спо¬койствие Дании, а в этой стране, как ни в ка¬кой другой, уровень антисемитизма снижался в годы оккупации. “За евреев” и “против нем¬цев” слилось в датчанах - Бест понимал. Д. Не Дуквиц ли ему растолковал? Б. Возможно. Но Бест и сам мог прикинуть, что в разгар войны его протесты против верховного командования - дым, пу¬стой звук. Кроме того, Бест создал ситуацию, когда фон Ханнекен хотел-не хотел, а подста¬вился. Пнуть его Бест никогда возможности не упускал. Первого октября, к примеру, перед началом облав на евреев, Бест предупредил Берлин, что предстоят трудности, поскольку еще 15 сентября Ханнекен неосторожно сказал дат¬ским властям, что чрезвычайное положение - надолго и многие евреи, всполошась, по-прятались. А потом, после провала акции, Бест той же утечкой информации объяснил разгневанному начальству свой – тоже по тем временам неслыханный – приказ полиции: не взламывать при облавах запер¬тые двери еврейских квартир - мол, они всё равно пусты, хозяева бежали. Кроме того, го¬ворил Бест, он не хотел, чтобы в случае пропа¬жи какого-либо имущества немцев могли об¬винить в грабеже. Объяснения могли быть, ко¬нечно, всякие, но действия Беста удиви¬тельным образом в пользу евреев. Д. Одни его приказы в пользу, другие - про¬тив евреев. Он велел перед началом облав от¬ключить в Копенгагене телефоны, чтобы за¬стать евреев врасплох. Умелый Бест, стара¬тельный... Гитлер по его депеше отдал 17 сен¬тября приказ депортировать евреев. Уже на следующий день Бест телеграфирует в Бер¬лин данные о количестве евреев, просит при¬слать дополнительные силы полиции и транс¬портные средства. Он обещает обеспечить полную готовность к операции через 9-10 дней. Гитлер доклад Беста одобрил. Что здесь у Беста в пользу евреев? Б. Во-первых, той же самой телеграммой Бест предупреждает Берлин, что высылка ев¬реев может оказаться вредной для Германии - значит, уже тогда, 18 сентября, Бест противил¬ся акции. Во-вторых, что делал Бест в испро¬шенные для подготовки 10 дней? Кáк готовил¬ся? В эти дни свой протест против депортации вы¬разили Берлину начальник немецкой полиции в Копенгагене Милднер, генерал CC Кан¬штейн и Дуквиц - все подчинённые Беста, а значит, с его ведома или указания. В Берлин писали и ездили, а Дуквиц еще в Швецию успел. После их протестов состоялось совеща¬ние Гиммлера с Эйхманом, где, вероятно, и решили позволить евреям уберечься от смер¬ти. Радели, ясно, о германском интересе - иметь Данию спокойной, но выгадали-то ев¬реи, Вот ведь что организовал Бест. Обещанная им готовность на десятый день приходится точно на 28 сентября, когда он утром объявил Дуквицу срок начала акции - 1 октября и когда Дуквиц оповестил о том дат¬чан. Все у Беста на руку евреям. Д. Набралось еврейских союзников - до умо¬помрачения, чуть ли не Гиммлер с Эйхма¬ном... Разберем по порядку. 21 сентября в Да¬нию прибыли немецкие поли¬цейские, но меньше, чем Бест запрашивал. Теперь, когда прояснилось и то, что армия в стороне, и полицейских недо¬стаёт, а волнения в стране означают конец ка¬рьеры Беста, - он и принялся отменять опера¬цию. Скорее даже не отменить - повре¬менить. И Милднер, возражая против акции, ссылался на недостаток своих сил и на нехват¬ку времени для подготовки - искал только от¬срочки. О Канштейне вообще достоверно не¬известно, ездил ли он в Берлин протестовать. Гиммлер же с Эйхманом после обращения к ним Милднера действительно совещались. Известно когда: 24 сентября, в 19 часов; из¬вестно где: в штаб-квартире Гиммлера. Но не¬известно, о чем говорили и что решили. Зная неуемную их страсть к еврейской крови, труд¬но предположить, что они отступились бы от евреев ради любых интересов. Тем более что уже потом, после окончания акции спасения, Эйхман обвинял Беста в саботаже, требовал расследования и наказания. Б. Опять Бест оказывается действенным противником акции. Ему даже пришлось отби¬ваться от наказания. Д. Но никакого расследования не было, Беста никто не наказывал. В гестаповских кругах говорили, что целью акции было не уничтожение евреев, а их удаление из датской жизни. “Не специальная акция, а обычная эвакуа¬ция”, - так выразился Эйхман на своем про¬цессе. Впрочем, там он часто лгал. Но вот слова Гиммлера в письме Бесту уже после бегства евреев, письме дружеском, почти сердечном: « Акция правильная». Б. Замечательно! Гиммлер - за Беста. Поче¬му не считать, что он согласился с доводами Беста в пользу сохранения евреев живыми? Бест - антисемит идейный, ему не убивать на¬до евреев, а избавляться от них. Способ уда¬ления зависит от конкретных обстоятельств. В Дании обстановка продиктовала умерен¬ность. Бест не случайно заявил после акции: «Задача выполнена. Ни один еврей здесь не может легально жить или работать». Формулировка отнюдь не убийственная. Д. Слабо верится в антисемитов, тем более, нацистских, которым бы хватило только убрать евреев с глаз долой. Теорийка чисто идейного антисемитизма слишком удобна, чтобы быть верной. Б. Смычка Бест - Гиммлер объясняет мно¬гие ошеломительные поблажки. Например, двум евреям, королевскому врачу и директору государственного банка, разрешили оставать¬ся на своих местах. 3 ноября Бест договорил¬ся с Эйхманом не трогать еще не выловлен¬ных евреев старше 60 лет. А датские евреи, уже высланные в лагерь Терезинштадт, обрели невиданные права: они получали продуктовые посылки, их посетила делегация Красного Крёста... Самое сногсшибательное: их до конца войны не отправляли на уничтожение в Освенцим, куда везли всех обитателей Тере¬зинштадта. Как не ахнуть? В 1944 году многие дат¬ские полицейские, арестованные за участие в Сопротивлении, умирали в немецких концла¬герях, а датские евреи оставались жить. И еще: бежали евреи, провалилась операция - нацистам не только урон - позор, пинок. Ка¬ков их ответ спасателям в любой стране? Тюрьма на годы или концлагерь, а чаще всего - смерть. Здесь же, где едва ли не вся страна в соучастниках, свирепые оккупанты в октя¬бре сорок третьго арестовали кругом-бегом 60 чело¬век, да и тех передали датскому суду, он часть приговорил к заключению на короткий срок, ачасть вообще отпустил с ведома немцев. Рядом с такими странностями переброска ев¬реев в Швецию выглядит вполне естественно как часть «обычной эвакуации». Кого Бест тогда должен был бы бросить на организацию приема в Швеции? Лучше Дуквица не найти: верный Бесту сотрудник и друг Экблада, влия¬тельного шведского дипломата, который мог вывести на премьер-министра Швеции Хан¬сона. Логично выстраиваются и действия Беста, и даты: 24 сентября Гиммлер принял реше¬ние отправить евреев в Швецию, 25-го Бест послал туда Дуквица, тот встретился с Хансо¬ном, дело сладилось в пару дней, 27 сентября Дуквиц вернулся, а 28-го сообщил датчанам дату акции. Все по воле Беста, наверняка со¬гласованной с Гиммлером. Д. Контакты со Швецией должны были отразиться в архивах германского МИД´а, но там - ни следа. Более того, 1 октября шведское правительство само предложило Берлину вместо высылки датских евреев ин¬тернировать их в Швеции - немцы отказались. Они всегда нацеливались на уничтожение. С датой поездки Дуквица - просто неточность. Дуквиц писал, что он ездил в Швецию не 25-го, а 23-го, значит, вне какой-либо связи с совещанием у Гиммлера 24-го. Б. Дуквиц в двух версиях своих воспомина¬ний путает даты. Он сам это признавал и даже обещал позднее все выправить и уточнить, но не сделал этого. Существует и карманная записная книжка Дуквица, в ней ещё одни сроки поездки в Швецию. Д. Да, 21-25 сентября, что подтверждается несколькими свидетельствами. Отъезд Дукви¬ца в Швецию опередил не только совещание у Гиммлера, но и все действия Беста против акции, начавшиеся после 21 сентября. Следо¬вательно, cпасение евреев в Швеции – дело Дуквица, и только его. И в Берлин, согласно первому рассказу Дуквица, он летал еще 13 сентября, то есть задолго до 1 сентября. Б. С тем же успехом можно верить другой дате поездки Дуквица в Берлин - 23 сентября. А это после 21-го, после согласованной с Бестом просьбы Милднера не высылать евре¬ев. Иначе говоря, игра Беста уже шла вовсю, и Дуквиц летал по его поручению. Наконец, уже не продираясь сквозь дебри датировок, достаточно установить: Бест дал Дук¬вицу возможность отбиваться в Берлине от ак¬ции, а главное, Бест раскрыл Дуквицу дату вы¬сылки евреев - это заслуга Беста в спасении евреев, независимо от всех обстоятельств. Д. Назвать дату 1 октября - великое, вправ¬ду, дело. Но ещё требовалось, чтобы датчане поверили. Много ложных слухов витало тогда, и только имя Дуквица гарантировало правдивость. Когда датский политик Хедтофт пере¬дал известие от Дуквица в еврейскую общину, первое, что он услышал: «Не верим». Вялые, притершиеся к режиму евреи боялись сдви¬нуться с места, боялись провокаций; датча¬нам приходилось уламывать их руководите¬лей, толкать к спасению. Только безоговороч¬ное доверие к Дуквицу избавило от смертель¬ной проволочки. Дуквиц мог лететь в Берлин по согласию или даже по поручению Беста. Но Бест оговорил: «Вы действуете на свой страх и риск, я офици¬ально вас не посылаю». И Канштейн Дуквица предостерегал: ввязываться в споры вокруг антиеврейской акции опасно, к нему, Дуквицу, уже приглядывается подозревающим глазом гестапо. Тут риск стано¬вится смертелен. А Дуквиц не увильнул, наоборот, развернулся напори¬сто. Хоть бы и на Беста играя, он в своих по¬ездках-метаниях за считанные дни соорудил всю основу спасения от копенгагенских квар¬тир до шведских берегов. Хорам Б и Д разливаться бесконечно: с годами свидетелей меньше, а домыслов больше. Вырисовалась, однако лисья игра Беста за личное полновластие в Дании. Он вызвал антиеврейскую акцию, чтобы: 1) спа¬сти свой авторитет, пошатнувшийся в Берли¬не; 2) загнать соперника фон Ханнекена в проигрышное положение врага датчан; 3) убрать из Дании евреев. Он срывал акцию, потому что: 1) искал сотруд¬ничества с датчанами и опасался их злить; 2) Ханнекен ускользнул от ответственности; З) при общем немецком замахе на 11 миллионов еврейских трупов датские семь тысяч стоили гораздо меньше возможной дружбы с Дани¬ей. В спектакле Беста Дуквицу отводилась своя роль, возможно и не решающая, но он её сыграл, полностью перетянув одеяло на себя. Эта картина, даже скорее не картина, а набро¬сок ее, эскиз не вполне уверенными штриха¬ми, со всей путаницей сроков и событий, с проблесками истины и разнобоем объясне¬ний, - всё свалилось на Комиссию по делам Праведников, когда она собралась в Яд ва¬-Шем´е думать о Дуквице. Положение Комиссии, словно не хватало ему голо¬воломности, усугубляла морока противоречий. Громоздилось: Дуквиц в первоначальном рас¬сказе уводил себя от угрозы преследований за нацистскую службу; Дуквиц в последующих высказываниях и на процессе Беста неизмен¬но предан ему, даже с ущербом для себя (честность? дружба?); Бест на суде отбивается от смертного приговора; израильтяне Беста ненавидят, Дуквица-нациста не любят, Дукви¬цем-спасителем умиляются, к Дуквицу-немцу переменчивы; виляют дипломатические сооб¬ражения; самоутверждается ученый спорщик; Дания нажимает на Израиль в пользу Дукви¬ца; вот уже Дуквиц - почетный гость израиль¬ского института Вейцмана, - а Комиссия всё в сомнениях. Спрашивали совета у одного из главных спасателей, именитого датского под¬польщика; у историков (кто-то стоял твердо, кто-то изворачивался в угоду политической злобе дня); у влиятельных датских деятелей; у руководителей еврейской общины Дании... Судили-рядили: - Суть дела не подвергается сомнению. Дук¬виц получил сведения и передал их руководи¬телям копенгагенской общественности. Но во¬прос более сложен. Мы слышим, что все сде¬лано по распоряжению подлейшего из подлых Беста... Гротескная ситуация... Из Германии просят провозгласить Беста Праведником народов мира. Бест, как известно, сидит в тюрьме как военный пре¬ступник. - Дуквиц, несомненно, рисковал собой. “Я ценю свою жизнь, но не более, чем семь тысяч еврейских жизней”, - так он сказал датчанам. - Дуквица просили прояснить ситуацию. Он не реагировал на обращение к нему. - Случай настолько деликатен, что необходимо заняться изучением мотивов Дуквица. Мы пока не можем выделить факты, подтверждаю¬щие, что он Праведник. - После войны Дуквиц был послом в Дании. Это говорит в его пользу. датчане его прове¬рили досконально. - Сейчас отпадают давние возражения против признания Дуквица Праведником: его нацист¬ские взгляды в молодости - он отказался от них в годы войны; его высокий пост в Герма¬нии после войны, когда у Израиля с ней не бы¬ло дипломатических отношений, - сегодня они есть, да и Дуквиц на пенсии. Пришла пора вы¬разить свою оценку исключительной деятель¬ности Дуквица. - Хорошо бы получить формальное заключе¬ние от землячества евреев - выходцев из Да¬нии и узнать, как смотрит на это датская обще¬ственность. Надо запросить наше посольство в Дании. - Это дело никогда не будет выяснено до кон¬ца. Так говорилось на заседании комиссии в Яд ва-Шем´е 23 марта 1971 года. Потом Комиссия ещё подумала, посовещалась с участниками событий, наконец - с самим Дуквицем, благо он в ту пору гостил в Израиле, и вот 29 марта 1971 года прозвучало: «В знак признания заслуг и опасности, которой Дуквиц подвергал себя ра¬ди спасения евреев, Комиссия присуждает ему звание Праведника народов мира»... 5 апреля он получил почетную медаль и тор¬жественно сажал памятное дерево. Присут¬ствовали десятки евреев - выходцев из Герма¬нии и Дании, а также официальные предста¬вители этих стран. Говорились речи. Гидеон Хаузнер, директор Яд ва-Шем, а в прошлом главный обвинитель на процессе Эйхмана, сказал: “Найдись в годы войны еще несколько Праведников, подобных Дуквицу, сегодня жи¬ло бы на десятки евреев больше”. И зашелестело в Яд ва-Шем’е дерево с та¬бличкой «Георг Дуквиц, Германия», но уже и под его лепет много позднее опять вскидыва¬лись историки, Яд ва-Шем честно публико¬вал их споры. Кто кого - до сих пор неясно, по¬следнее по времени - высказывание Ханса Киршхофа в 1994 году: «Мы мало знаем о де¬ятельности Дуквица... Следует быть осторож¬ным в оценках». Но завершает датский про¬фессор согласно с Яд ва¬-Шем: «Дуквиц не отклонялся от основной стратегической линии Беста. Однако в своих попытках спасти как можно больше евреев он проявил безграничную энергию, много боль¬ше, чем следовало бы только исполнителю во¬ли Беста... Сообщение Дуквица было решаю¬щим в предотвращении «окончательного ре¬шения» в Дании.... Оно сработало лишь благо¬даря роли Дуквица и его личности.., он поль¬зовался доверием датских лидеров... У Дукви¬ца были и смелость и моральный стимул. По¬этому он заслуживает места среди Праведни¬ков...» Нет в этом рассказе ни сюжета связного, ни ясного финала. «Мы никогда не узнаем всей правды», - говорилось десятки лет назад. А по¬сле того, как главные герои замолкли навеч¬но? Как теперь отмерить, насколько справедливо высится в парке Праведников дерево Дуквица? И дерево короля Христиана Х, и тот номер 25 с табличкой «Народ Дании» могут быть оспорены из-за, скажем, недостатка риска для спасателей. И что та¬кое вообще «народ»? Два процента датчан-на¬цистов - они тоже в Праведниках? Коллектив¬ная заслуга словно коллективная вина - та же логика, та же неправда... Но по главному сче¬ту: больше семи тысяч человек спасены. Хеп¬пи-энд, что с евреями не так уж часто случает¬ся. Живы тысячи душ спасенных, и еще живее множество душ спасителей - тех, кто теплит неистребимую надежду челове¬ка не потонуть в безбрежном идиотизме злобы. Народ Дании... ...Иерусалимский район Бейт а-Керем, европейски благостный. Аккуратная площадь обрамлена сверканием витрин, на скамейках умиротворённые пенсионеры, перекличка улыбок, рывки детских капризов в коляске, над нею - мама пылает в мимолётной бесе¬де, два школьника виснут на черных брусьях бетонного корабельного остова - памятника судам, вывозившим евреев... Это – Датская площадь Иерусалима. А в Копенгагене - Пло¬щадь Израиля. На открытие Датской площади в Иерусалиме Дуквица не приглашали – 1968 год стоял, всё ещё сомнева¬лись. Ладно, оставим Дуквица. Но: «бывают странные сближенья». Дуквиц из города Бремена. Он и дерево Праведника сажал в Иерусалиме в присутствии бургомистра Бремена. «Бременские музыканты» братьев Гримм, сказочников немецких. Датский сказоч¬ник Ханс Христиан Андерсен жил и умер в доме своего друга промышленника Морица-Герсона Мельхиора. Из той же семьи Мельхиоров копенгагенский главный раввин 1943 года, накануне Рош А-шана объявивший в синагоге евреям о предстоящем бегстве из Дании. Сын раввина Вернер Мельхиор, тогда студент, в 1961 году на иерусалимском процессе Эйхмана показывал: «Новость [о грядущей депортации евреев] распространилась с не¬вообразимой скоростью... На следующий день я пошел в университет вернуть несколь¬ко книг... Ко мне подошли два студента и ска¬зали: “Мы знаем, кто вы; мы слышали всякие слухи, неизвестно, правдивы ли они, но в лю¬бом случае наши имена такой-то и такой-то, наши адреса вы найдете в университетском справочнике, и вы можете обратиться к нам, как только потребуется помощь”. Такое случи¬лось дважды за те десять минут, что я пробыл в университете». Рассказ из того же жанра братьев Гримм и Андерсена. Сказочное кружево. Вот ещё несколько заметок о датских невероятностях, бегло, пунктиром: ..в 1941 году попытка поджечь синагогу вызвала осуждение короля Христиана Х; поджи¬гателя поймали, осудили на три года тюрьмы; ..в 1942 году копенгагенскую синагогу и ев¬рейский дом престарелых охраняли от антисемитов еврейские добровольцы вместе с дат¬ской полицией; ...в дни спасения вся Дания примкнула к Со¬противлению; за три с половиной года оккупа¬ции впервые забастовал университет: три дня профессуре и студентам было не до учебы - спасали евреев; ...первого октября король Христиан Х личным письмом предупредил Беста, а через него Берлин, что любые возможные действия про¬тив евреев его страны не только бесчеловеч¬ны, но и грозят осложнить будущие отношения между Германией и Данией; ...в развороте гестаповских облав на евреев З октября 1943 года воскресная служба почти во всех датских церквях включила в себя чтение пастырского послания, подписанного копенга¬генским епископом Х. Фугсланг-Дамгаардом от имени всех епископов Дании: “Мы никогда не забудем, что Иисус Христос рожден... из¬бранным народом Израиля... Преследование евреев противоречит основному христианско¬му принципу любви к человеку... Мы будем бо¬роться за права наших еврейских братьев и сестёр во имя сохранения нашей свободы, которую мы ценим выше самой жизни»; ...во время облав в октябре одна еврейская семья ночью, не расслышав стука в дверь, не впустила гестаповцев; наутро соседи им рассказали, что немцы приходили, потоптались и ушли; семья проспала свою Катастрофу; ...выдать спрятанного еврея оккупантам за грошовую ли награду или бескорыстно - обы¬денность в большинстве стран; в Дании лишь один-единственный раз немцам указали ев¬рейское убежище; ...датские евреи - государственные служащие после войны вернулись на свои рабочие ме¬ста; им выдали зарплату за все дни вынуж¬денного отсутствия. Чудеса питают дерево “Народ Дании”. И пусть выдумана сказка о жёлтой звезде короля, но в чёрной тьме Катастрофы пусть серебрится имя Христиана Десятого в парке Праведников. И имя Георга Дуквица, даже если он – только стартовая кнопка , да не забудется. «Окна» (Израиль), 24.04.1997 и 15.05.1997
|